Чужие. Оборона Земли

Таймер в кармане брюк тихо пискнул и одновременно завибрировал. Это означало, что ночная смена подходит к концу и у меня есть окно в восемь часов, чтобы отдохнуть. Я отстегнул защищающую дыхательные пути маску, смыл напыленные перчатки в тёплой струе органического растворителя и выбросил халат в мусорный бак. Глаза слипались, голова с каждым движением становилась тяжелее. Мысленно я видел себя уже в койке. Несколько минут да пара сотен метров и я окажусь во втором спальном блоке. Служба кремирования подтвердила вызов, техники должны были прибыть с минуты на минуту. Трупы из операционной без промедления сжигались. Для выяснения личностей не было ни времени, ни ресурсов. Ассистенты нервно курили в предбаннике, стараясь не смотреть в сторону операционного стола. Я тоже не оборачивался. Поначалу казалось, что операция удастся, но экземпляр при обследовании оказался почти взрослым и на осторожное зондирование отреагировал сразу. Мужчина умирал в течение полуминуты, пока чужой прокладывал путь наружу, разрывая мышцы и ломая ребра. Мучительные полминуты, если учесть, что мы не использовали анестезию, для того чтобы максимально оттянуть момент, когда по изменению химического состава крови ксеноморф поймет, что попал в ловушку. Мужчина находился в сознании, в то время когда мы жгли чужого микроволновыми коагуляторами.

Поток носителей, полумертвых от истощения и ран, наконец, иссяк — активность рейдеров к утру закономерно снижалась, им хотелось спать не меньше нашего. Теперь за поверхностью наблюдали вооруженные инфракрасными телескопами военные спутники, а также связанные воедино остатки гражданской сети камер наблюдения. После того как я просигнализировал о конце своего рабочего дня, все критические случаи, требующие немедленного вмешательства, будут перенаправляться другим хирургам. Солдаты, которые в обстановке острой нехватки квалифицированных кадров, ассистировали мне при операциях, уже обесточивали оборудование и закладывали в стерилизующие автоклавы использованные инструменты. Мы настолько устали, что даже не разговаривали. Переодевшись, я тщательно, как учили, заизолировал силиконовым спреем вспомогательные нервные пучки на подушечках пальцев, вживленные для повышенной чувствительности при тонкой работе, и налепил на запястье радио-маячок, чтобы патрулирующие двор роботизированные системы ведения огня не пристрелили меня по ошибке.

Уходя, бросил взгляд на сегодняшнюю статистику. Поступило двадцать три носителя, одиннадцать отправлено в крематорий. Пятьдесят на пятьдесят — как всегда половину спасти не удалось. Меня готовили спасать жизни, пользуясь отработанной до полного автоматизма филигранной техникой, которая вместе с современной аппаратурой больше походила на искусство, чем на хирургию, а сейчас я работал как мясник, порой даже не успевая толком разглядеть, кого оперирую.

Двери раздвинулись, я оказался в коридоре и сразу же столкнулся с двумя военными в полной экипировке, видимо, прямо с рейда. Они тащили под руки потерявшую сознание девчонку. Одежду с нее уже сорвали, волочащиеся босые ноги оставляли на полу влажные следы. По смешанному выражению отвращения и страха на их лицах было понятно, что военные готовы пристрелить её на месте, но пока стараются честно выполнять свою работу. Неплохие ребята. Продолговатый плод одной из последних модификаций боевой формы чужих, вполне зрелый на мой взгляд, если судить по двум характерным выпуклостям внизу, не оставлял надежд на неправильный диагноз. Низ живота девчонки вздулся и блестел от мутной слизи, которую начинали вырабатывать незадолго до родов модифицированные чужим железы внешней секреции.

Я мог отказаться, официально моя рабочая смена уже закончилась. Тогда девчонку, скорее всего, отволокли бы в ближайший накопитель, изрешетили из автоматов и скинули в зёв приёмника печи — ксеноморф не будет ждать до утра. Цифра в графе потерь увеличилась бы на единицу, только и всего. Ассистенты беспокойно глянули на меня, им хотелось спать не меньше моего. Я выдохнул и лишь неопределённо мотнул головой в сторону операционной. Уж эта-то операция точно будет на сегодня последней.

Мужчинам в какой-то мере повезло с чужими, если, конечно, можно назвать везением неизбежную смерть. В мужском теле выношенный эмбрион имел только один путь на свободу — сквозь грудную клетку, с гарантированно смертельным исходом для носителя. С женщинами всё вышло по-иному. Ксеноморфы быстро догадались, что носители подходят для многократного применения. Уже спустя пару месяцев после крушения Ауриги и начала молниеносного распространения паразитов по планете, скауты стали находить женские трупы с нехарактерными выходными отверстиями — ксеноморфы экспериментировали и приспосабливались. На Ахероне и Фиорине у них просто не было достаточно времени, чтобы продемонстрировать свои адаптивные способности во всей красе. Потом женские трупы практически перестали встречаться — чужие появлялись на свет, используя естественные родовые пути. В освободившееся тело сразу же подселяли новый эмбрион, и процесс повторялся. Носители работали на износ — каждая из спрятанных в глубоких подземных ходах женщин производила по боевой единице чужих раз в шесть-семь дней. На курсах повышения квалификации нам как-то показали видеозапись рейда в один из подобных ульев. Трудно было признать женщин в раскормленных трехсоткилограммовых живых инкубаторах, вмурованных в стены с помощью затвердевшей биополимерной смолы. В конце видеозаписи улей сожгли заживо.

Тем временем рейдеры бросили девчонку на стол, просунули её ноги в хомуты, затянули пластиковые стяжки и отбыли. Ассистенты, слаженно, не делая ни одного лишнего движения, установили сублиматор и капельницу, а затем ушли прогревать коагуляторы — стандартная мера предосторожности. Приборная панель импульсной микроволновой печи осветилась, блок конденсаторов запищал, высасывая из сети энергию — после быстрого самотестирования печь будет готова сжечь паразита за долю секунды. Трупы чужих нельзя было утилизировать стандартным образом, так как при медленном сжигании кровь ксеноморфов, состоящая из смеси концентрированных кислот, необратимо повреждала стенки печей. Кислота съедала даже лабораторную керамику для особо едких сред. Многоканальный сублиматор распылял в воздух набор обонятельных маркеров, характерных для благополучного улья. Капельница тонизировала носителя, а также неуклонно повышала в крови содержание определённого гормона, который подсказывал чужому, что пришло время покидать тело. По сути, мы вызывали преждевременные роды. Гормон был разработкой последних месяцев. Раньше его добывали на зачистках, а теперь синтезировали промышленным способом, благодаря добытым в рейдах биологическим образцам. Сколько животных и невольных добровольцев погибло при его разработке и тестировании — не сосчитать. Тем не менее, сейчас женщин-носителей, даже в последней фазе вынашивания эмбриона, удавалось иногда спасти.

Каждый, удачно прооперированный носитель, увеличивал наши шансы преломить ход борьбы. Пока же человечество медленно, но верно проигрывало борьбу. Под полным контролем оставались пока воздушное пространство и космос, хотя я и не сомневался, что с летающими видами ксеноморфов мы ещё столкнёмся в будущем, дайте срок. Космическая группировка в режиме жесточайшей экономии доживала последние дни — без надёжной базы на поверхности она была обречена. На лунах жаркие, но безнадёжные сражения давно закончились, поселения погибли и молчали, примерно в то же самое время перестали выходить на связь колонии — беженцы разнесли паразитов по всему освоенному сектору галактики. Карантинные мероприятия повсеместно провалились, помощи было ждать неоткуда. Экономика Земли была полностью подчинена военным нуждам. Например, завод, который собирал обладающих внушительной огневой мощью металлокерамических чудовищ, которые сейчас патрулировали двор, до вторжения штамповал самодвижущиеся пылесосы и газонокосилки. Человечество стремительно приспосабливалось к неуклонно ухудшающимся условиям, но катастрофически не успевало.

Наконец, паразит пробудился и целенаправленно заворочался в животе у распластанной на столе девчонки, которая всё ещё была без сознания. Бугорки под ледяной на ощупь, синюшного цвета кожей задвигались. Пузырчатая слизь стала тягуче стекать по ногам на стол. Тазовую область поминутно сводили судороги. После того как чужой поймёт, что находится не в тёплой, мглистой безопасности улья под защитой взрослых боевых форм, а на операционном столе в медицинском корпусе — всё будут решать секунды. Последняя, безнадёжная вспышка ярости даже незрелой формы была смертельно опасна и для персонала, и для самой девчонки. Наша задача — обездвижить и уничтожить молодую форму, сохранить свои жизни и, по возможности, не допустить смерти носителя. Я застегнул прочную маску и знаком приказал сделать то же самое остальным. Маска защищала голову и шею. При столкновении с человеком незрелые формы и личинки всегда атаковали в первую очередь дыхательные пути, так как полупридушенный человек терял способность сопротивляться. В случае нежелательного контакта маска давала нам несколько дополнительных секунд.

Шейка матки раскрылась на несколько сантиметров, показался головной панцирь ксеноморфа. Я дал знак минутной готовности и приглушил свет. В операционной теперь раздавались лишь слабое гудение конденсаторного блока печи и тонкий писк сублиматора. Началось! Чужой неумолимо спускался вниз по родовым путям. Ткани промежности побелели, затем растянулись до предела и, наконец, не выдержали — лопнули. Хлынула тёмная кровь, и начался недолгий отсчёт оставшихся секунд жизни девчонки. Мы могли вмешаться только после того, как головной панцирь полностью окажется снаружи. Если из-за ложного сострадания начать раньше, то смерть носителя будет неминуемой — ксеноморф убьёт жертву изнутри. В полной готовности мы стояли рядом и бессильно наблюдали как девчонка истекает кровью. Дальше всё происходило как и сотни раз до этого. Голова ксеноморфа со стуком опустилась на стол. Живот девчонки опал. Не теряя времени, я ухватил чужого одной рукой за округлую пластину головного панциря, другой заблокировал челюсти и плавно потянул на себя. По обеим сторонам стола ассистенты приготовились принять тело и своевременно перехватить конечности. В теории чужой выскальзывал нам в руки, и мы одним слаженным движением забрасывали его в печь, после чего оставалось только нажать на кнопку и вернуться к операционному столу, чтобы заштопать повреждения носителя. Однако в реальности события чаще всего шли наперекосяк. В этот раз чужой медлил, он не расслабил конечности и теперь сидел в девчонке как пробка. Видимо, обонятельных маркеров и гормонов оказалось недостаточно для того, чтобы притупить бдительность боевой формы. Через панцирь я почувствовал резкие толчки — ксеноморф начал кромсать носителя изнутри. Дальше медлить было нельзя, и я потянул изо всех сил. Некоторое время ничего не происходило, а потом с хрустом связок и разрываемых мышц чужой выскользнул наружу. В защитную маску брызнуло красным, тотчас в руках забился новорождённый паразит. Солдаты держали чужого крепко, так что путь у него был только один — в печь. Толстая дверца с чёрным смотровым люком захлопнулась. Конденсаторы разрядились. После вспышки в печи осела кучка тонкого пепла. Мощность импульса составила несколько гигаватт.

Когда я вернулся, девчонка уже была бесповоротно мертва. На операционном столе, нелепо раскинув ноги, лежал худенький труп с кровавой пустотой вместо живота. Пахло как на бойне — освежёванным мясом и испражнениями. Даже потолок операционной был забрызган красным. Чёрные струйки крови прокладывали причудливые дорожки к стоку на полу. Ассистенты возились с аппаратурой. Курение в медицинском корпусе категорически запрещено, но датчики дыма давно сломались, а на установку новых не было ни времени, ни ресурсов. Так что в нарушение всех правил я закурил. До начала следующей рабочей смены оставалось менее семи часов.